Казалось, Рассел колеблется.

— Я не уверен в этом, — сказал он. — Директор может не разрешить.

— Разрешит, если ты его попросишь. Я твердо знаю.

— А тебе этого очень хочется?

— О, да, да!

— Тебе придется пообещать, что ты будешь хорошей девочкой и будешь делать все, как я тебе велю.

— Конечно. Я обещаю.

Рассел успокоился. Здесь все прошло нормально. Даже слишком легко. С этим покончено.

— Ну, тогда я попрошу его.

— О, дядя Бен!

У ворот парка они сели в такси, и всю дорогу до дома Джанет льнула к своему благодетелю и говорила ему, какой хорошей и послушной девочкой она будет.

— А теперь посиди и посмотри телевизор, пока я займусь ужином, — сказал Рассел, когда они переступили порог квартиры.

— Я могу помочь тебе?

— Нет. Ты у меня в гостях. А гости должны отдыхать и развлекаться.

После ужина он сидел и долго смотрел на нее. Какая чистота! Сама непорочность. Волосы черные, как сердце дьявола, а кожа белая, лебединая. Он страстно желал прикоснуться к ней, и ему стоило больших усилий сдержать свой порыв. Еще не время, напомнил он себе.

Но как отличалась она от всех других. Не похожа на Лолу, которая так хотела расплатиться за все развлечения единственным способом, который она знала. Или Джоан, которая так перепугалась. Или Бетти, цветную девочку, чье уродство вызывало у него отвращение. Никого из них она не напоминала. Она была единственной в своем роде. Необыкновенной. Полной ангельской чистоты и нежности, которыми обладала Пегги, первая. Он пытался спасти Пегги от развратной жизни, а церковь назвала его действия богохульными, непристойными. Непристойные! Боже всемогущий! Разве они не понимали, во что она могла превратиться? Сейчас ей было бы восемнадцать, и, возможно, она переспала бы уже с половиной мужчин в этом христианском мире. Все, что он пытался сделать, это помочь ей; только показать, как мужчина может воспользоваться ею. Разве это могло быть непристойным! Она не кричала и не жаловалась. Она была возбуждена, ей было интересно. Тем не менее, его засадили в тюрьму. Его! Спасителя! Боже, какой пыткой была для него тюрьма! Белые форменные рубашки тюремных надзирателей. Яркое освещение. Бесконечные допросы. Но его освободили. Он оказался слишком умным для них. Но Пегги теперь нет. Совсем. Бедняжка Пегги. Но Джанет не умрет. Он спасет ее. Далеко не все заслуживают того, чтобы он обращал на них внимание. Другое дело — Джанет. У него ушло пять лет на то, чтобы найти ее. И потребуется еще не менее пяти, чтобы отыскать подобную, если это вообще удастся. Поэтому сегодня вечером все должно быть прекрасно. Важно было выбрать время, точное время. Так много минут улетает на то, на это. И часы уже бьют десять…

— Наверное, уже поздно, дядя Бен?

— Что?!

Он понял, что закричал и быстро извинился.

— Извини. Я задумался. Ты напугала меня. Так ты говоришь, уже поздно? Ну, это не совсем так. Еще только половина десятого, у нас еще масса времени. И кроме того, — он улыбнулся, — ты не можешь уйти, не увидев своего сюрприза.

— Сюрприза?

— Да.

— Подарок!

— Да. Пойдем. Я покажу тебе.

Рассел вышел из столовой первым и спустился вниз на один лестничный пролет. Он открыл дверь и посторонился, пропуская девочку.

— Ну, вот, — сказал он, кивнув головой в сторону комнаты.

Ниспадая красивыми складками, поперек маленькой кровати лежало длинное, во весь рост, белое платье. Девочка медленно пересекла комнату. Некоторое время она стояла и смотрела на подарок полными слез глазами, потом взяла, прижала к груди и начала плакать. Рассел погладил ее шею сзади, пониже затылка.

— Ну, не плачь, — тихо произнес он.

— Но у меня никогда не было ничего подобного. Никогда в жизни. О, ты так добр ко мне!

— Надень его, — мягко ответил он.

Слезы тут же прекратились, и она пристально посмотрела на него.

— Но, оно… Я хотела сказать, это же ночная сорочка, разве нет?

Она держала ее перед собой на вытянутых руках.

— И она так просвечивает.

— Ну, конечно. Только это не ночная сорочка. Это что-то наподобие свадебного наряда. Пожалуйста, надень его. Ты сказала, что будешь хорошей девочкой и будешь во всем меня слушаться.

— Да, но…

— А, понятно. Тебе не нравится подарок.

— Это совсем не так, дядя Бен.

Рассел отвернулся, сделав вид, что рассержен. В зеркале он увидел, что Джанет отчаянно решает, что делать: с одной стороны, ей вовсе не хотелось обижать его; с другой, — не хотелось делать того, что, она инстинктивно чувствовала, будет неверным. Он наблюдал за ее отражением до тех пор, пока не понял, что ее сопротивление ослабло, а потом заговорил.

— А я уж действительно подумал, что ты хотела остаться со мной навсегда.

Некоторое время она молчала. Потом он услышал:

— Мне надеть его здесь?

— Только если ты хочешь.

Он закрыл глаза и старался ни о чем не думать. Он прижал руку к груди в попытке успокоить бешеное биение сердца. Ну, вот. Наступил этот самый момент.

— Я надела, — прошептала девочка, и он повернулся к ней.

Все было так, как он себе и представлял. Она стояла с поникшей головой и вся дрожала. Сквозь тонкую, полупрозрачную ткань он увидел ее маленькие груди во всей их юной прелести. Его глаза рассматривали все ее тело, вбирая в себя с ненасытной жадностью мягкий изгиб бедер, нежную округлость живота.

— Подойди ко мне, — приказал он.

Девочка, словно во сне, подчинилась ему.

Она остановилась перед ним, заплаканная и испуганная. Она почувствовала непреодолимое желание возразить, громко закричать, но с голосом как будто что-то произошло. Его глаза приковывали. Они становились все больше и больше, пока не сделались совсем громадными. Она ощутила его руки на своем теле.

— Почти десять часов, — прошептал он. — Почти десять часов. Пойдем.

Он повел ее в большую, слабо освещенную комнату. Как странно, подумала она, комната похожа на церковь. Маленькую церковь. В ней была Библия. Лежали подушечки, на которые можно было опереться коленями. Висело распятие. Но что-то в нем было не то. Крест перевернут вверх ногами. И нет алтаря — только мраморная плита.

— Ложись! — приказал ей голос Рассела, стоявшего сзади. Вон туда.

Страх пропал. Его больше не было. Исчез. Она испытывала нечто новое, неизведанное, когда легла на холодный камень, одетая лишь в тонкое платье. Что-то удивительное должно было с ней произойти. Она знала это.

Она услышала над собой голос, что-то напевающий. Какой чудный звук. Он поет? Невозможно разобрать. Теперь громче. Не так громко, пожалуйста. Дядя Бен, это слишком громко, у меня болят уши. Перестань! Прекрати!

Теперь тише. Намного лучше. Более понятно. Что же он такое говорит? Слова казались как будто знакомыми. Зло от нас избави… Не нас веди… Это нам дай… Так это же молитва. Вот что это такое. Но он произносил ее задом наперед. Как странно и очаровательно.

Она опоздает, и директор будет рассержен. Но это неважно. Зато ей будет, что рассказать своим подружкам.

Над ее головой сверкали его безумные глаза, Рассел начал стонать.

Непорочность. Невинность. Девственность. Жертвоприношение. Никто, как она. Безумная страсть. Красота. Молочно-белая кожа. Кровь. Красное на белом. Церковь. Ненависть. Рим. Ненависть. Рим. Рим. Отлученный. Тюрьма. Более никогда. Слишком умен. Реванш. Научить их. Научить их всех. Пегги. Научить ее. Изгнанник. Ненависть. Ненависть. Джанет. Спасти ее. Чистая душа. Освободить. Превознести. Освятить. Не более. Не более. Жить. Подняться. Мстить.

Десять часов.

Рассел оказался в поле зрения девочки, и она взглянула на него. Он показал ей то, что держал в правой руке. Когда она открыла рот для крика, он резанул ей длинным ножом по горлу, и кровь хлынула ручьем.

Красное на белом.

Выкрикивая ужасные непристойности во весь голос, он рвал белую одежду на клочки, обнажая плоть. Нестерпимо дрожа, он начал сбрасывать одежду с себя, приготавливаясь к последнему ритуалу.